Моя таежная любовь

Посвящается ушедшей незнакомке…

Одиночество терзало мою душу. Будучи неприкаян, я бродил вокруг таежного кордона — громадного сруба, обросшего нескошенной травой. Солнце палило нещадно, и спрятаться от него было негде. Метрах в двадцати тенистой прохладой манила тайга. Однако на протяжении недели оттуда доносился хриплый рев: июнь — время медвежьих любовных игрищ.

Я с тоской посмотрел в сторону леса, такого опасного в этот момент, но такого притягательного, сел на завалинку и закурил. Терпкий табачный дым заполнил ноздри, я откинулся назад и стал смотреть на ослепительно голубое небо. Когда такое было! Обычно в это время над Приморьем сгущаются тучи, и накрапывает мелкий до противности дождь. Так и не припомнив такого июня, я затушил ботинком окурок, бросил его в дырявое ведро — местную урну, вздохнул и достал свой дневник.

Это была небольшая тетрадь, объемом в полсотни страниц. Я гордо именовал ее “дневником жизни” и записывал на бумагу мысли, тревожившие меня в иные дни. Я рос с этой тетрадью. С каждым годом она становилась все более ветхой, но продолжала нести свою вахту. Это была вещь, хранившая мою душу, непорочную и чистую, как мне казалось. 

Неделю назад я навсегда расстался с любимым человеком, и сейчас душа, прикипевшая к нему, требовала чего-то, но в глухой тайге получить этого она не могла. Неделю назад мне казалось, что одиночество должно помочь. “Отдохни в тайге”, — сказали друзья, выпроваживая меня из пыльного города. Тогда я почему-то согласился с ними и отдал свою душу в распоряжение леса.

 Однако, как выяснилось, мне нужна была компания. Кто-то говорит, что разбитому сердцу нужно побыть одному, но это не так. Нельзя уходить от человечества, если от тебя отвернулся, лишь один его представитель — одна песчинка, ничто в историческом понимании.

Сейчас мое страдание усугублялось непролазным одиночеством, к этому можно было добавить счастливый рев медведей, превративших склон вблизи таежного домика в какой-то вертеп и еще гнус, загонявший меня вечерами в избушку. Обо всем этом я писал в своей помятой временем тетради.

Она появилась под утро, я не знал, кто она, откуда и как ее зовут. На все мои вопросы она щурила свои зеленые, с искоркой, глаза и расплывалась в улыбке. В ней я нашел хорошего собеседника: она внимательно слушала меня и никогда не перебивала. Лишь несколько раз оназевала или насмешливо смотрела на меня. 

Днем мы сидели в тени. Точнее, сидел я, а она лежала у меня на коленях. Это было восхитительное время, казалось, она излечила меня своей немногословность, беспредельным вниманием и ласковым обращением.  Мы наслаждались общением, и это продолжалось все две недели. Она пропала за день до моего отъезда, ушла так же, как появилась. Я был в смятении, звал ее, но она так и не откликнулась, как будто понимала, что ее миссия закончена. 

Больше мы никогда не встречались, спустя годы я узнал, что лесники называли эту таежную кошку Шкуркой…